Взаимонепонимание двух сословий на американский лад. Часть 3
СЛОЖНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
Существенное усложнение вооружений и боевой техники, военного искусства на рубеже XIX–XX веков потребовало от офицерства и особенно генералитета не только специальной подготовки, но и методичного повышения уровня знаний и расширения кругозора. Как следствие, общество стало иначе воспринимать военных профессионалов, отдавая им дань уважения не только как победителям на поле брани, но и как относительно прилично образованным людям. Если во второй половине XIX века в США лишь незначительная часть генералов имела специальное углубленное образование, то уже к началу Первой мировой войны, например, почти три четверти из 441 генерала американских сухопутных войск были выпускниками военной академии Уэст-Пойнт. Другими словами, офицерский корпус стал воистину профессиональным. Но данный факт вместе с ростом его авторитета в американском обществе не разрушил искусственного барьера, все еще отделявшего его военных представителей от гражданских.
Во многом причиной этому, как подчеркивал Хандингтон, являлась устремленность профессии военного к достижению искомой цели – эффективность в бою, чему невозможно было найти аналога уже тогда в значительном перечне гражданских профессий. Отсюда отличие исторически сформировавшегося военного мышления от образа мыслей гражданского человека. Хандингтон подчеркивает, что, несмотря на факт множества образов мышления представителей гражданского общества в силу той или иной специфики их деятельности, уровней и качества образования, среды обитания и т.п., образ мышления военного профессионала универсален, конкретен и постоянен. Это, с одной стороны, сплачивает военных в некую специфическую среду или группу, а с другой – невольно делает их изгоями, отделенными от остального общества.
Данный феномен, в принципиальном плане вскрытый Хандингтоном, получил свое развитие уже в изысканиях современных исследователей англо-саксонской модели военного устройства. Так, Стрэчен Хью констатирует тот факт, что современный американский или британский военный не может не гордиться хорошо выполняемой работой, но общество, которому он служит, оценивая своих военных представителей, всегда отделяет личностные качества конкретного «человека в форме» от дела или цели, которых он пытается добиться и даже за реализацию которых он порой умирает. Такое двоякое отношение к себе не способствует единению военных и гражданских.
Кристофер Кокер, профессор международных отношений Лондонской школы экономики, еще более пессимистичен. По его мнению, «в настоящее время военные в отчаянии от того, что все больше отдаляются от гражданского общества, которое должным образом не оценивает их и одновременно контролирует их думы и действия… Они удалены от общества, которое отказывает им в ранее завоеванной славе». Кокер делает вывод: «Западный военный находится в глубоком кризисе в связи с эрозией в гражданском обществе образа бойца вследствие отбрасывания жертвенности и самоотдачи как примера для подражания». Факт изолированности ВС от общества чреват опасностью формирования нездоровой внутриполитической обстановки, в результате чего будет с неизбежностью подорван гражданский контроль над военными, с одной стороны, а с другой – нивелируются мотивы рекрутирования представителей того же общества в вооруженные силы, а руководство страны будет не в состоянии адекватно оценивать эффективность своих вооруженных сил.
По мнению Кокера, напрашивается, казалось бы, простой вывод: приспосабливание профессиональных военных к ценностям гражданского общества. Но это, по мнению британского ученого, опасный путь решения проблемы, ибо военные должны рассматривать войну как вызов и свое предназначение, а не как работу по принуждению. Другими словами, они должны быть готовы к жертвенности.
Между тем, отмечают западные аналитики, в период «тотальной войны с терроризмом» гражданское общество свыкается с постоянной напряженностью, ожесточается, но одновременно почти с нескрываемым удовольствием возлагает обязанность ее ведения на профессиональных военных. Тем более что в гражданском обществе весьма популярен тезис о том, что «профессиональный военный не может не возжелать войны».
В действительности же, и это весьма четко и логично обосновывают некоторые западные аналитики, главным образом из числа «людей в форме», знаток военного дела, то есть военный профессионал, весьма редко относится к войне как к благу. А Хандингтон, например, категорически заявил: «Только гражданские философы, публицисты и ученые, но не военные могут романтизировать и прославлять войну!»
Данные обстоятельства, продолжает свою мысль американский ученый, при условии имеющей место подчиненности военных гражданским властям, причем как в демократическом, так и тоталитарном обществах, вынуждают военных профессионалов вопреки разумной логике и расчетам беспрекословно «выполнять свой долг перед отечеством», другими словами – потакать прихоти гражданских политиков. За всем этим скрывается серьезная проблема, осознаваемая всеми, но не решенная ни в одном государстве и по сей день, считают западные аналитики. Это – конфликт между повиновением военных и их профессиональной компетенцией, а также тесно связанное с этим противоречие между компетенцией военных и законностью. Безусловно, теоретически военный профессионал прежде всего обязан руководствоваться буквой закона, но порой навязываемые ему «высшие соображения» ставят его в тупик и обрекают на действия, в лучшем случае противоречащие его внутренним этическим установкам, а в худшем – на тривиальные преступления.
Хандингтон отмечает, что в целом в среде американских военных на рубеже XIX–ХХ веков не были популярны идеи экспансионизма, они считали, что внешнеполитические проблемы должны решаться любым путем и только как крайнее средство – военным, то есть силой. Причем такие умозаключения, как считают и современные западные политологи, были характерны для американских военных и в период накануне Второй мировой войны, и, кстати, в настоящее время. Более того, генералитет США не только в открытую опасался форсированного вовлечения страны в грядущую мировую войну, но и впоследствии всячески противился распылению сил и средств сразу между двумя театрами войны и в этой связи призывал руководствоваться сугубо национальными интересами и не идти во всем на поводу у британцев.
Но уж если генералитет США, а также ведомый им американский офицерский корпус (т.е. военные профессионалы), воспримет предстоящий или начавшийся военный конфликт как нечто «священное», он пойдет до конца. Данный феномен объясняется глубоко укоренившимся в американском обществе идеализмом, склонным превращать справедливую, по мнению американцев, войну в «крестовый поход», сражение не за специфические цели национальной безопасности, а за «универсальные ценности демократии». Таковой для американских военных были Первая и Вторая мировые войны. Не случайно верховный главнокомандующий армиями западных союзников на Европейском ТВД генерал Дуайт Эйзенхауэр свои воспоминания назвал «Крестовый поход в Европу»! Подобное же отношение, но с известными издержками политического и морального характера в среде американских военных имело место в начальный период (после мегатерактов в сентябре 2001 года) «тотальной борьбы с терроризмом», приведшей к вторжению сначала в Афганистан, а затем в Ирак. Этого нельзя сказать ни о Корейской, ни о Вьетнамской войнах, пока наиболее крупных после Второй мировой, где к мнению военных мало прислушивались, да и «ореола святости дела», за которое порой приходилось умирать на поле боя, не наблюдалось.
В целом при далеко не однозначном отношении к военным профессионалам в американском обществе, где всегда был достаточно развит культ «сильных мужчин», соответственно, весьма популярны военные герои. Показательно, что почти треть президентов США до середины ХХ века в прошлом имели заслуги в качестве боевых командиров. В противоположность этому, кстати, за более чем два столетия только один британский премьер в прошлом имел славу успешного полководца. Это – герцог Веллингтон.
Относительные неудачи действий США и их союзников и партнеров в Афганистане и Ираке в последние годы и все более проявляющаяся безысходность формирующейся там обстановки косвенно находят отражение и в осознании в обществе того факта, что поставленные цели вряд ли могут быть осуществлены в силу целого ряда причин, в числе основных из которых – неадекватность подготовки командных кадров, к тому же не отмеченных славой победителей и геройством в прошедшие десятилетия. Ныне известный американский военный ученый Дуглас Макгрегор прямо указывает на явное преувеличение и надуманность успехов ВС США в военных конфликтах после Второй мировой войны. По его мнению, война в Корее закончилась тупиком, во Вьетнаме – поражением, вмешательство в Гренаде и Панаме – «суетой» перед лицом практически отсутствующего противника. Некомпетентность американского военного руководства вынудила отступить из Ливана и Сомали, объективно сформировавшаяся на Гаити и в Боснии и Герцеговине катастрофическая обстановка просто не могла не способствовать проведению там, по сути, облегченных, с гарантией на успех, небоевых миротворческих операций. Даже исход войны в Заливе в 1991 году можно лишь условно назвать успешным ввиду неожиданно слабого сопротивления деморализованного противника. Соответственно о выдающемся геройстве и подвигах военнослужащих на поле боя, а уж тем более генералитета якобы и говорить не приходится.
Источник: nvo.ng.ru
Существенное усложнение вооружений и боевой техники, военного искусства на рубеже XIX–XX веков потребовало от офицерства и особенно генералитета не только специальной подготовки, но и методичного повышения уровня знаний и расширения кругозора. Как следствие, общество стало иначе воспринимать военных профессионалов, отдавая им дань уважения не только как победителям на поле брани, но и как относительно прилично образованным людям. Если во второй половине XIX века в США лишь незначительная часть генералов имела специальное углубленное образование, то уже к началу Первой мировой войны, например, почти три четверти из 441 генерала американских сухопутных войск были выпускниками военной академии Уэст-Пойнт. Другими словами, офицерский корпус стал воистину профессиональным. Но данный факт вместе с ростом его авторитета в американском обществе не разрушил искусственного барьера, все еще отделявшего его военных представителей от гражданских.
Во многом причиной этому, как подчеркивал Хандингтон, являлась устремленность профессии военного к достижению искомой цели – эффективность в бою, чему невозможно было найти аналога уже тогда в значительном перечне гражданских профессий. Отсюда отличие исторически сформировавшегося военного мышления от образа мыслей гражданского человека. Хандингтон подчеркивает, что, несмотря на факт множества образов мышления представителей гражданского общества в силу той или иной специфики их деятельности, уровней и качества образования, среды обитания и т.п., образ мышления военного профессионала универсален, конкретен и постоянен. Это, с одной стороны, сплачивает военных в некую специфическую среду или группу, а с другой – невольно делает их изгоями, отделенными от остального общества.
Данный феномен, в принципиальном плане вскрытый Хандингтоном, получил свое развитие уже в изысканиях современных исследователей англо-саксонской модели военного устройства. Так, Стрэчен Хью констатирует тот факт, что современный американский или британский военный не может не гордиться хорошо выполняемой работой, но общество, которому он служит, оценивая своих военных представителей, всегда отделяет личностные качества конкретного «человека в форме» от дела или цели, которых он пытается добиться и даже за реализацию которых он порой умирает. Такое двоякое отношение к себе не способствует единению военных и гражданских.
Кристофер Кокер, профессор международных отношений Лондонской школы экономики, еще более пессимистичен. По его мнению, «в настоящее время военные в отчаянии от того, что все больше отдаляются от гражданского общества, которое должным образом не оценивает их и одновременно контролирует их думы и действия… Они удалены от общества, которое отказывает им в ранее завоеванной славе». Кокер делает вывод: «Западный военный находится в глубоком кризисе в связи с эрозией в гражданском обществе образа бойца вследствие отбрасывания жертвенности и самоотдачи как примера для подражания». Факт изолированности ВС от общества чреват опасностью формирования нездоровой внутриполитической обстановки, в результате чего будет с неизбежностью подорван гражданский контроль над военными, с одной стороны, а с другой – нивелируются мотивы рекрутирования представителей того же общества в вооруженные силы, а руководство страны будет не в состоянии адекватно оценивать эффективность своих вооруженных сил.
По мнению Кокера, напрашивается, казалось бы, простой вывод: приспосабливание профессиональных военных к ценностям гражданского общества. Но это, по мнению британского ученого, опасный путь решения проблемы, ибо военные должны рассматривать войну как вызов и свое предназначение, а не как работу по принуждению. Другими словами, они должны быть готовы к жертвенности.
Между тем, отмечают западные аналитики, в период «тотальной войны с терроризмом» гражданское общество свыкается с постоянной напряженностью, ожесточается, но одновременно почти с нескрываемым удовольствием возлагает обязанность ее ведения на профессиональных военных. Тем более что в гражданском обществе весьма популярен тезис о том, что «профессиональный военный не может не возжелать войны».
В действительности же, и это весьма четко и логично обосновывают некоторые западные аналитики, главным образом из числа «людей в форме», знаток военного дела, то есть военный профессионал, весьма редко относится к войне как к благу. А Хандингтон, например, категорически заявил: «Только гражданские философы, публицисты и ученые, но не военные могут романтизировать и прославлять войну!»
Данные обстоятельства, продолжает свою мысль американский ученый, при условии имеющей место подчиненности военных гражданским властям, причем как в демократическом, так и тоталитарном обществах, вынуждают военных профессионалов вопреки разумной логике и расчетам беспрекословно «выполнять свой долг перед отечеством», другими словами – потакать прихоти гражданских политиков. За всем этим скрывается серьезная проблема, осознаваемая всеми, но не решенная ни в одном государстве и по сей день, считают западные аналитики. Это – конфликт между повиновением военных и их профессиональной компетенцией, а также тесно связанное с этим противоречие между компетенцией военных и законностью. Безусловно, теоретически военный профессионал прежде всего обязан руководствоваться буквой закона, но порой навязываемые ему «высшие соображения» ставят его в тупик и обрекают на действия, в лучшем случае противоречащие его внутренним этическим установкам, а в худшем – на тривиальные преступления.
Хандингтон отмечает, что в целом в среде американских военных на рубеже XIX–ХХ веков не были популярны идеи экспансионизма, они считали, что внешнеполитические проблемы должны решаться любым путем и только как крайнее средство – военным, то есть силой. Причем такие умозаключения, как считают и современные западные политологи, были характерны для американских военных и в период накануне Второй мировой войны, и, кстати, в настоящее время. Более того, генералитет США не только в открытую опасался форсированного вовлечения страны в грядущую мировую войну, но и впоследствии всячески противился распылению сил и средств сразу между двумя театрами войны и в этой связи призывал руководствоваться сугубо национальными интересами и не идти во всем на поводу у британцев.
Но уж если генералитет США, а также ведомый им американский офицерский корпус (т.е. военные профессионалы), воспримет предстоящий или начавшийся военный конфликт как нечто «священное», он пойдет до конца. Данный феномен объясняется глубоко укоренившимся в американском обществе идеализмом, склонным превращать справедливую, по мнению американцев, войну в «крестовый поход», сражение не за специфические цели национальной безопасности, а за «универсальные ценности демократии». Таковой для американских военных были Первая и Вторая мировые войны. Не случайно верховный главнокомандующий армиями западных союзников на Европейском ТВД генерал Дуайт Эйзенхауэр свои воспоминания назвал «Крестовый поход в Европу»! Подобное же отношение, но с известными издержками политического и морального характера в среде американских военных имело место в начальный период (после мегатерактов в сентябре 2001 года) «тотальной борьбы с терроризмом», приведшей к вторжению сначала в Афганистан, а затем в Ирак. Этого нельзя сказать ни о Корейской, ни о Вьетнамской войнах, пока наиболее крупных после Второй мировой, где к мнению военных мало прислушивались, да и «ореола святости дела», за которое порой приходилось умирать на поле боя, не наблюдалось.
В целом при далеко не однозначном отношении к военным профессионалам в американском обществе, где всегда был достаточно развит культ «сильных мужчин», соответственно, весьма популярны военные герои. Показательно, что почти треть президентов США до середины ХХ века в прошлом имели заслуги в качестве боевых командиров. В противоположность этому, кстати, за более чем два столетия только один британский премьер в прошлом имел славу успешного полководца. Это – герцог Веллингтон.
Относительные неудачи действий США и их союзников и партнеров в Афганистане и Ираке в последние годы и все более проявляющаяся безысходность формирующейся там обстановки косвенно находят отражение и в осознании в обществе того факта, что поставленные цели вряд ли могут быть осуществлены в силу целого ряда причин, в числе основных из которых – неадекватность подготовки командных кадров, к тому же не отмеченных славой победителей и геройством в прошедшие десятилетия. Ныне известный американский военный ученый Дуглас Макгрегор прямо указывает на явное преувеличение и надуманность успехов ВС США в военных конфликтах после Второй мировой войны. По его мнению, война в Корее закончилась тупиком, во Вьетнаме – поражением, вмешательство в Гренаде и Панаме – «суетой» перед лицом практически отсутствующего противника. Некомпетентность американского военного руководства вынудила отступить из Ливана и Сомали, объективно сформировавшаяся на Гаити и в Боснии и Герцеговине катастрофическая обстановка просто не могла не способствовать проведению там, по сути, облегченных, с гарантией на успех, небоевых миротворческих операций. Даже исход войны в Заливе в 1991 году можно лишь условно назвать успешным ввиду неожиданно слабого сопротивления деморализованного противника. Соответственно о выдающемся геройстве и подвигах военнослужащих на поле боя, а уж тем более генералитета якобы и говорить не приходится.
Источник: nvo.ng.ru
© 2024 Все права защищены